– Геральт из Ривии, – повторил Ортолан, теребя клок седой бороды. – Как же, как же, слышали мы. Ведьмак. Дефенсор, так сказать, защитник, людям от Злого спасенье несущий. Противу всякого чудовищного Зла презерватив и антидот консидированный.

Геральт принял скромное выражение лица и поклонился.

– Как же, как же… – продолжал волшебник, подергивая бороду. – Знаем, знаем. Сил, дабы людей боронить, согласно ассерциям, не щадишь ты, парень, не щадишь. И воистину эстимации достоин твоей процедер, эстимации достойно и ремесло твое. Приветствуем тебя в замке нашем, рады мы, что тебя сюда фатум привел. Ибо хотя сам ты сего можешь и не знати, но вернулся ты, аки птаха во гнездо… Воистину аки птаха. Рады мы и тщим себя надеждою, что и ты рад. А?

Геральт не мог решить, как обращаться к Ортолану. Чародеи не признавали форм вежливости и не ожидали их от других. Однако он не знал, достойно ли подобное обращение к седовласому и седобородому старцу, к живой легенде. Вместо того чтобы отозваться, он снова поклонился.

Пинетти поочередно представил прочих сидевших за столом чародеев. Некоторых Геральт знал. Понаслышке.

Аксель Эспара, больше известный как Аксель Рябой, и вправду имел битые оспой лоб и щеку и не убирал эти следы, как утверждала сплетня, исключительно из чувства противоречия. Майлз Трезевей, с легкой проседью, и Стукцо Зангенис, с проседью более обширной, поглядывали на ведьмака со сдержанным интересом. Интерес Бируты Икарти, умеренно красивой блондинки, казался чуть большим. Тарвикс Сандовал, плечистый, со статью, скорее, рыцаря, нежели чародея, глядел в сторону, на гобелен, будто удивляясь потеку и размышляя, откуда оный взялся и кто виноват.

Место рядом с Ортоланом занимал самый младший на вид среди присутствующих, Сорель Дегерлунд, длинноволосый и оттого обладавший несколько женственной красотой.

– Мы тоже, – произнесла Бирута Икарти, – приветствуем прославленного ведьмака, защитника людей. Рады тебя приветствовать, поскольку и мы здесь, в этом замке, под ауспицией гроссмейстера Ортолана трудимся, дабы благодаря прогрессу делать жизнь людей более легкой и безопасной. И для нас достаток людей – цель наиглавнейшая. Возраст гроссмейстера не позволяет затягивать аудиенцию. Потому спрошу как полагается: есть ли у тебя какие пожелания, Геральт из Ривии? Есть ли нечто, что мы можем для тебя сделать?

– Благодарю гроссмейстера Ортолана – склонился Геральт снова. – И вас, уважаемые. И коль вы предлагаете мне спрашивать… Да, есть нечто, что вы могли бы для меня сделать. Могли бы вы разъяснить мне… это. Эту вещь. Я содрал ее с убитого мною вигилозавра.

Он положил на стол овальную пластину размером с детскую ладонь. С выбитыми на ней знаками.

– RISS PSREP Mk IV/002 025, – прочел громко Аксель Рябой. И передал пластину Сандовалу.

– Мутация, сотворенная здесь, у нас, в Риссберге, – желчно произнес Сандовал. – В секции псевдорептилий. Ящер-охранник. Модель четвертая, серия вторая, экземпляр двадцать пятый. Староват, мы уж давно выпускаем куда лучших. Что тут еще объяснять?

– Он говорит, что вигилозавра – убил, – скривился Стукцо Зангенис. – А значит, не в объяснении здесь дело, а в претензии. Рекламации, ведьмак, принимаем и рассматриваем только от легальных покупателей, исключительно на основании подтверждения купли-продажи. Лишь при таком условии мы обслуживаем и исправляем сбои…

– Гарантия на эту модель давно закончилась, – добавил Майлз Трезевей. – И ни одна не учитывает поломки, случившиеся в результате неосторожного или несообразного с инструкцией обслуживания изделия. Если изделием пользовались недолжным образом, Риссберг не несет ответственности. Никакой.

– А за это, – Геральт вынул из кармана и бросил на стол вторую пластину, – несете вы ответственность?

Вторая пластина была сходных с предыдущей формы и размера, но выглядела потемневшей и покрытой патиной. В бороздки въелась грязь. Но знаки все еще оставались различимы:

IDR UL Ex IX 0012 BETA.

Установилось долгое молчание.

– Идарран из Уливо, – сказал наконец Пинетти, удивительно тихим и неуверенным голосом. – Ученик Альзура. Я не думал…

– Откуда это у тебя, ведьмак? – Аксель Рябой склонился над столом. – Каким образом ты его раздобыл?

– Ты спрашиваешь, словно не знаешь, – ответил Геральт. – Я выковырял ее из панциря твари, которую убил. И которая успела умертвить по меньшей мере дюжину людей в тамошних окрестностях. По меньшей – поскольку, полагаю, было их куда больше. Полагаю, что убивала она многие годы.

– Идарран… – пробормотал Тарвикс Сандовал. – А прежде Маласпина и Альзур…

– Но это не мы, – сказал Зангенис. – Не мы. Не Риссберг.

– Девятая экспериментальная модель, – задумчиво добавила Бирута Икарти. – Версия «бета». Двенадцатый…

– Двенадцатый экземпляр, – подхватил Геральт не без раздражения. – А сколько их было всего? Скольких создали? Об ответственности вы промолчите, понятно, поскольку это не вы, не Риссберг, вы же – чисты и желаете, чтобы я тому поверил. Но выдайте хотя бы, поскольку наверняка вам это известно, сколько еще подобных тварей прячется в лесах и убивает людей. Скольких еще нужно отыскать. И зарубить. То есть, я хотел сказать: элиминировать.

– Что это, что это? – оживился внезапно Ортолан. – Что там у вас? Покажите! Ах…

Сорель Дегерлунд склонился к уху старика, долго шептал. Майлз Трезевей, предъявив пластину, шептал с другой стороны. Ортолан дернул себя за бороду.

– Убил? – крикнул внезапно тоненьким голоском. – Ведьмак? Уничтожил гениальное творение Идаррана? Убил? Бессмысленно уничтожил?

Ведьмак не выдержал. Фыркнул. Уважение к изрядному возрасту и сединам вдруг оставило его. Он фыркнул снова. А потом засмеялся. Искренне и неудержимо.

Окаменевшие лица волшебников, сидевших за столом, вместо того, чтобы удержать его смех, ввергли его в еще большую веселость. Вот ведь, подумалось ему, не помню даже, когда я в последний раз смеялся так искренне. Разве что в Каэр-Морхене, вспомнил, да, верно, в Каэр-Морхене. Когда под Весемиром подломилась трухлявая доска в отхожем месте.

– Еще и смеется, сопляк! – выкрикнул Ортолан. – Ржет, словно осел! Неразумный юнец! Подумать только, а я тебя оправдывал, когда прочие напраслину на тебя возводили! Что из того, говорил я, если он к малышке Йеннефер аморы питает? И что из того, если малышка Йеннефер любит его? Сердцу не прикажешь, не трогайте их обоих!

Геральт перестал смеяться.

– А ты что сотворил, глупейший из живодеров? – ярился старик. – Что ты сотворил? Понимаешь ли ты, какой шедевр, какое чудо генетики разрушил? Нет-нет, этого тебе, профану, своим крохотным умишком не уразуметь! Не уразуметь тебе замыслов гениальных! Таких людей как Идарран, и как Альзур, учитель его, кои одарены были гением и экстраординарным талантом! Кои великие чудеса инвентировали и сотворяли, те, что для благости человечества служить назначены, а вовсе не прибыль и не мамону недостойную в виду имели, не развлеченья да забавы, но – прогресс и всеобщее счастье! Однако что б ты в делах таких разумел! Ничего не разумеешь, ничего, ничего, ни крохи!

– И вот что я еще скажу, – продолжал сопеть Ортолан, – ты ведь отцов своих труд неумным убийством опозорил. Потому как се Косимо Маласпина, а после ученик его Альзур, именно Альзур, ведьмаков сотворили. Никто иной, как они мутацию инвентировали, ту самую, благодаря коей тебе подобных креацинировали. Благодаря коей ты существуешь, благодаря коей – по миру ходишь, неблагодарный. Эстимировать бы тебе Альзура, наследников его и творения их – а не уничтожать! Ой… Ой…

Старый волшебник замолчал внезапно, завращал глазами и заохал тяжело.

– Нужно мне на стульчак, – сообщил со стоном. – Нужно мне на стульчак скоренько! Сорель! Милый мальчик!

Дегерлунд и Трезевей сорвались с места, помогли старикану встать и вывели из комнаты.

Чуть погодя встала и Бирута Икарти. Окинула ведьмака весьма красноречивым взглядом, после чего без единого слова удалилась. За ней, совершенно не глядя на Геральта, направились Сандовал и Зангенис. Аксель Рябой встал, скрестил руки на груди. Смотрел на Геральта долго. Долго и, похоже, без восторга.